попавших в платежную ведомость, до штатных сотрудников. Его банковские расходы подчеркивают большие суммы, которые он тратил на отели и развлечения.

Другие записи свидетельствуют о его аппетитах и моде тех межвоенных лет, а в дневниках содержатся рецепты любимых им блюд, таких как форель с карри и апельсиновый блинчик. Его знаменитое, очень острое "сассун карри" сегодня можно найти в нескольких ресторанах на Бунде, главном бульваре Шанхая, вместе с некоторыми из его коктейлей. Он сказал одному журналисту, что, будучи холостяком, всегда искал рецепты, которые можно было бы приготовить в спешке или которые можно было бы хранить, отсюда и его соус карри, который улучшается, если его хранить в холодильнике. Несмотря на любовь к хорошей еде, он следил за весом - его младший брат умер от ожирения в возрасте тридцати четырех лет, - и в его дневниках есть диеты и способы похудения. На его отношение к женщинам и жизни в целом очень сильно повлиял его инвалидность, и многие считают, что именно по этой причине он не женился до самого позднего возраста. Травма ноги и использование трости могли вызвать у него навязчивое чувство, что ему необходимо доказать, что он будет пользоваться популярностью у женщин. Учитывая его любовь к вечеринкам и музыке, его расстраивало, что танцевать, ездить верхом или плавать он мог только с болезненным усилием. Только в 1959 году, в возрасте семидесяти семи лет и за два года до смерти, он женился на своей американской сиделке в Нассау, Эвелин Барнс.

Шанхай начала 1930-х годов с его "небоскребами, неоновыми огнями, ночными клубами, джазовыми оркестрами, кинотеатрами с воздушным охлаждением и военными кораблями в гавани" подходил для этого искателя развлечений лучше, чем мрачный, деловой Бомбей. Виктор активно участвовал в культурной жизни, посещал концерты и устраивал торжественные ужины. Он устроил большую вечеринку в саду на двести человек в рамках празднования Международным театром искусств возвращения знаменитого китайского художника, который только что совершил турне по Советскому Союзу и Европе. Он также увлекся китайским искусством, особенно нефритом и слоновой костью, которые коллекционировал. Позже, после отъезда из Китая, он в частном порядке издал три объемистых тома своих китайских изделий из слоновой кости с комментариями известного лондонского эксперта по слоновой кости Сиднея Эдварда Лукаса - трилогия, описанная в The Times Literary Supplement как "самая роскошная из книг, напечатанных в Великобритании со времен войны". Первый том был посвящен в основном буддийским фигурам, историческим и мифическим персонажам; второй - вазам, дощечкам и подставкам для рук; третий - горшкам, подносам и табакеркам. Согласно предисловию, Виктор собирал эти предметы, часто покупая их у маньчжурских семей, получивших их в подарок от императорского двора, с 1915 по 1927 год; к тому времени его коллекция оценивалась в 127 000 фунтов стерлингов, или 7,5 миллионов фунтов стерлингов сегодня. Некоторые из них хранятся в Музее Виктории и Альберта в Лондоне.

Однако самой большой его любовью были скачки. Эту любовь с ранних лет привил ему дядя, Дэвид Элиас (младший Элиас), известный как Нанки, который не интересовался бизнесом, но любил скачки и сам был хорошим наездником. У Нанки была репутация серийного бабника, печально известная даже в либеральном Шанхае. Когда он умер в возрасте семидесяти двух лет, Виктор путешествовал по Южной Америке и не смог присутствовать на похоронах. Похоже, что Нанки все же получил достойные проводы, ведь он оставил распоряжение похоронить его в "элегантном гробу из хрусталя и золота". В то же время, несмотря на свой плейбойский образ жизни, он последовал процедуре и оставил пожертвование еврейской общине Багдади.

Виктор на скачках, 1953 год. Он обожал скачки, и его лошади четыре раза выигрывали английское Дерби.

Виктор тоже поддерживал семейную традицию филантропии. Он внес крупную сумму на строительство национального медицинского колледжа в Шанхае, делал пожертвования для поощрения иностранных студентов к изучению китайского языка, а в 1935 году помог основать общежитие для женщин, бежавших из России и поселившихся в Шанхае. Как и у его предшественников, благотворительность часто была связана с властью и сильными мира сего. Виктор стал близким другом шурина Чан Кай-ши, лидера Националистической партии, который руководил чистками коммунистов в конце 1920-х годов и сумел объединить под своим контролем большую часть Китая. В 1935 году на приеме в отеле Cathay Hotel правительство националистов наградило Виктора Золотой медалью первого класса. Впоследствии близость Виктора к националистам наложит отпечаток на его суждения о событиях в Китае и росте коммунизма в регионе.

 

В Лондоне, , Флора приводила свои дела в порядок. В конце 1935 года она составила свое последнее завещание. Вероятно, по соображениям британского налогообложения, она подчеркнула свое багдадское происхождение и бомбейское воспитание: "Я по-прежнему владею и поддерживаю [в качестве] постоянного места жительства дом в Бомбее, в котором я жила с моим мужем при его жизни". Она назначила своего сына Дэвида единственным исполнителем завещания и перечислила следующие наследства: 2500 фунтов стерлингов своей дочери Рейчел; 5000 фунтов стерлингов своему зятю, сэру Дэвиду Эзре; 2500 фунтов стерлингов своей невестке Селине; каждому из внуков от ее сына по достижении тридцатилетнего возраста по 2500 фунтов стерлингов; каждому из трех братьев и сестер по 500 фунтов стерлингов; племянникам и племянницам по 100 фунтов стерлингов. Всем домашним работникам в Индии и Англии, проработавшим у нее шесть лет и более, она завещала шестимесячную зарплату. Своему сыну Дэвиду она оставила 2500 фунтов стерлингов для выполнения всех обязательств, возникших у нее до смерти, а также "все имущество, как недвижимое, так и личное, недвижимое или движимое, включая имущество, над которым я могу иметь общую власть".

Через два месяца, 14 января 1936 года, Флора умерла в Лондоне. В некрологе газета Hongkong Telegraph оплакивала "великого ученого, хозяйку и деловую женщину", отмечая ее "огромные познания в коммерции и делах мира". Главный раввин Англии восхвалял ее как "живой колодец Торы, благочестия, мудрости, доброты и благотворительности". Ее дом на Брутон-стрит называли "салоном" для ученых всех наций и связующим звеном между Лондоном и Индией. Она открывала свой дом для многих посетителей, и одиноких студентов в Лондоне всегда принимали там, а каждую субботу после обеда она открывала свой дом для всех желающих. О ней говорили, что она "ходит как королева, говорит как мудрец и развлекается как восточный владыка". Она была известна своими банкетами и приемами со знаменитыми восточными блюдами и настаивала на том, чтобы ее гости попробовали все из них. Она была матриархом во всех смыслах этого слова. " Ее величайшей радостью было устроить свадьбу между